Ее не видели. Или делали вид, что не видели.
Ну ладно! Принял меня за дуру, да? Ах черт, я же и есть дура!
– Добрый вечер, – прозвучал за спиной у Молли низкий голос Генри Дарвея.
Она хотела нагрубить, но передумала. Вот, смотри же! Кто из нас теперь будет чувствовать себя идиотом?!
Молли с сияющей улыбкой повернулась к Генри. После мгновенного замешательства поднялась на цыпочки и прикоснулась губами к его щеке:
– О, Генри, а я уж и не думала, что ты придешь! – проговорила она нарочито громко в надежде, что Джеральд услышит ее голос даже в шумном фойе.
Надежда оправдалась: Джеральд повернул голову на звуки знакомого голоса и остолбенел так же, как Молли минуту назад: эта вертихвостка обнимает Дарвея за талию! Так! А к чему же тогда было разыгрывать этот спектакль позавчера?!
Увидев, как вытянулось лицо брата, Марианна проследила за его взглядом.
– Что, знакомые? – невинно поинтересовалась она.
Джеральд, бледный от гнева, промолчал. Он был прав, тысячу раз прав…
Молли вовсю строила глазки Генри, который не знал, куда деваться от такого счастья.
– Проводи меня на место, пожалуйста, – промурлыкала Молли и взяла Генри под руку.
На Джеральда она больше не взглянула. Она и так чувствовала на себе его взгляд.
Теперь главное не расплакаться. Ни в коем случае не расплакаться до прихода домой.
Генри, окрыленный надеждами, спросил, усадив Молли на место, позволено ли ему будет загладить свою вину и проводить леди до дома сегодня. Он был страшно удивлен, услышав холодный отказ. Слишком опасен, рассудила Молли. Лучше на выходе я покажусь с Томом. Генри ушел, раздраженный переменчивостью девичьих настроений.
Как только погас свет, Молли встала и пробралась в гримерку, где, ожидая Тома, кусала в бессильной злобе пальцы.
Том появился довольный и немного усталый.
– Ты что здесь делаешь? Еще скажи, что пропустила сцену с очками!
– Нет, что ты, ты был великолепен! – Молли пообещала себе, что в следующий раз обязательно посмотрит спектакль до конца. – Проводишь меня?
– С удовольствием! – просиял Том.
Выйдя из театра, Джеральд остановился. Он хотел убедиться, что не ошибся. Марианна помалкивала и ждала.
Молли появилась вместе с Томом. Он трепетно обнимает ее за талию, она улыбается, жемчуг зубов мягко сияет в электрическом свете фонарей… Как все запутано-то, а? – подумал Джеральд. Я, Дарвей, Том… Ах да, они же актеры, у них, наверное, так принято!
Нет, не может быть, вдруг это просто дружеские объятия?
Молли и Том прошли мимо. Он все так же поддерживал ее, рассказывал что-то, может, и не смешное, а она все равно улыбалась.
– Твоя девушка, да? Ты у нее был этой ночью, – констатировала Марианна.
– Как ты узнала? – устало спросил Джеральд.
– Твои взгляды, запах «Опиума»… Все просто, как дважды два. Хм, а ее друг ничего. – Марианна улыбнулась. – Подойдешь к ним?
– Нет! То есть… Мари, ты не обидишься, если я посажу тебя в такси, а сам немного прогуляюсь?
– Да без проблем!
Джеральд нервно комкал программку. Он готов был поколотить себя за то, что задумал. Но ему это было необходимо.
– Представляешь, я совершенно ничего не помнила, вот словно и не учила! – Молли, забывшая в этот вечер перчатки, спрятала руки в рукава: пускай выглядит не очень эстетично, но зато тепло, пальцы совершенно окоченели. – Делать нечего, пришлось выдумывать на ходу, плела свое и чужое. Бедный преподаватель! Как только он вынес эту ужасную импровизацию! Я до сих пор чувствую себя его должницей. А с тобой бывало такое, чтобы ты на сцене забыл текст?
Том нахально улыбнулся.
– Да это я подкинул Кассио платок! Глупцы, я презираю вашу тупость! Отелло – мавр, – он слегка повернул голову и вполголоса сказал, словно давая пояснения для непосвященных, – то есть афроамериканец. Ему простительно. – Том изменился в лице и продолжил декламацию: – Отелло – мавр, ему простим недальновидность хитросплетений мысли европейца…
Дальше Молли не слушала. Смех давил грудь, и сдерживаться было просто невозможно.
– Том, хватит, иначе я лопну! – Она рассмеялась, звонко, заливисто, и в вечерней тишине Линн-Лейка эти звуки рассыпались драгоценными жемчужинами, наполнив пространство какой-то неизъяснимой простотой и легкостью.
Как радужно-весело стало на душе. Да, пусть Том только мальчишка, несмышленыш, но сколько в нем задора, жизненной энергии! Что ни говори, а такие люди способны одним своим видом поднять настроение.
– У тебя талант комедианта. – Молли с трудом перевела дух. – Бедный Шекспир, он явно не рассчитывал на такое соавторство.
Том хитро подмигнул.
– Конечно, куда Шекспиру до меня! Для него большая честь работать с таким мастером слова, как я. – Молли и не заметила, когда Том успел перевоплотиться из Яго в напыщенного болвана-бездаря, упивающегося своими мнимыми талантами. – И вообще, я тут подумал, а не написать ли мне пьесу? К примеру, для театра Ванкувера. С руками оторвут, еще будет конкуренция, полагаю, из Америки тоже поступят заявки, уж не говоря о театре Мольера в Париже.
И Молли снова рассмеялась: Том так эффектно стал рассматривать собственные ногти, что, несмотря на всю банальность этого жеста, демонстрирующего обычно чопорное высокомерие, Молли захотелось подыграть ему.
– О, конечно, вне всяких сомнений! – Она изобразила обожание и преклонение. – Все театры мира передерутся за право ставить ваши гениальные творения на своей сцене!
– Ха! – Том надменно махнул рукой. – Произведения? Еще чего, нет, только одно. Одну-единственную пьесу, чтобы все они могли осознать собственное ничтожество. Не более того. Я не собираюсь торговать гениальностью, раздавая ее, словно конфеты, на развес.